Быстро я вернулась к постели, захватив по дороге и нацепив тёмно-синий халат из тонкой шерсти. Всё тело так и бил озноб: то ли от пережитого потрясения, то ли оттого, что в комнате было всё же прохладно. И едва успела запрыгнуть на кровать, как отворилась дверь, и йонкер вошёл быстрым шагом, держа руки за спиной. Выглядел он гораздо лучше, чем после того странного приступа, что скрутил его посреди дороги. Но за пронзительным взглядом, которым он тут же меня одарил, терялось всё остальное.

– Почему вы сбежали? – обрушился на меня вопрос вместо приветствия и выражения хоть малейшей радости за то, что я пришла в себя.

Я вжалась спиной в подушки.

– Добрый день, мениэр, – проговорила холодно, не зная, какое сейчас вообще время суток. Может, утро или уже вечер? Небо снова было пасмурным, а потому не давало определённых ответов на этот счёт.

Тот остановился рядом с моей постелью – и до меня донёсся запах каких-то резких благовоний, которыми была пропитана то ли его одежда, то ли кожа. Или это был запах лекарств? Да, скорее их.

– День нынче вовсе не добрый, – быстро пресёк он моё желание ехидничать. – Вы, конечно, ещё не знаете, но отец был тяжело ранен в той схватке с не известными никому из нас людьми. Ранен по вашей вине. Когда он заметил, что вы улепётываете, отвлёкся. И пропустил удар.

Я невольно вскинула ладонь к губам. Не то чтобы мне было действительно страшно за Маттейса – тут не сразу-то и осознаешь, – но такого я никак не ожидала.

– Мне очень жаль, – пробормотала я, не зная, что ещё можно сказать.

– Не врите, вам не жаль, – фыркнул Хилберт. – Ни для кого из нас не секрет, что вы терпеть его не можете с того самого дня, как он появился в доме вашей матери. И вы тут же решили от него избавиться. Довольно хитрым и жестоким способом. Который, правда, вышел вам и вашей сестре боком. Но такой смекалки и расчётливости от семнадцатилетней девицы точно никто не мог ожидать. Так что не надо смотреть на меня такими влажными глазами и лепетать, что вам жаль. Вы – последняя стерва. И хотя бы передо мной можете не притворяться.

А вот тут и правда захотелось заплакать, хоть в жизни я плачу не так уж и часто. Мне не было обидно от этих слов. Скорее меня разрывало жгучее непонимание того, откуда взялась вся эта ненависть, что портила сейчас мужественное и – да что уж там – красивое лицо Хилберта. Наверное, ни одна женщина не хотела бы, чтобы такой мужчина смотрел на нее так, будто едва сдерживается, чтобы не кинуться и не придушить на месте.

– Зря вы считаете… – решила я было хоть немного оправдаться, хоть и понимала, наверное, что не смогу.

– Ваш побег даёт мне повод считать, что к нападению на карету вы имеете самое непосредственное отношение. На том клинке, которым ранили отца, был яд. Из корня биттеры. Он убивает быстро. Достаточно одной царапины. Только способности Стража-Льва, которые в отце очень сильны, позволили ему выжить до сих пор.

– Я… Я не знаю ничего про яд. И нападение. Я сбежала не по своей воле. Меня что-то звало… Я не могла сопротивляться.

Хилберт, кажется, наконец, меня услышал. Его глаза сузились, прошибая подозрительностью до самой теменной кости.

– Слышали зов? – Он подошёл ближе.

Я даже приподнялась на постели, радуясь его заинтересованности. Йонкер явно понимал, о чём я говорю, но тревога в его голосе давала повод предположить, что дела мои плохи.

– Я слышала. Будто голоса. – Рассуждать о таком разумно было чертовски сложно. – Или чувствовала чью-то волю. Я не поняла. Это было так страшно…

Хилберт покачал головой, болезненно кривясь.

– Этого не может быть. Ключи Воли не слышат зов Пустоши. Только изгнанные Стражи. Или те, кто должен быть изгнан.

– Но я слышала!

– Думается, вы просто лжёте. Чтобы обелить себя.

Вот сейчас мне стало действительно страшно. Хилберт не сказал напрямую, но он фактически обвинил меня в покушении на отца. Мой растерянный вид, похоже, ни в чём не мог его убедить. Он шагнул к постели и сгрёб меня за плечи, приподнимая, поддёргивая к себе. Его лицо оказалось так близко от моего, что я видела даже поры на его коже. И его гневное дыхание окутывало меня так ощутимо, будто с ног до головы.

– Я не знаю, о чём вы говорите, мениэр, – постаралась я сказать как можно твёрже.

– Знаете или нет, всё выяснится скоро, – прошипел он так проникновенно, что я вся мигом покрылась гусиной кожей и начала стремительно слабеть. – А пока отец приказал наказать вас за трусливый побег. И ослушание. Ведь он велел вам оставаться в карете. А в итоге пришлось искать вас по оврагам.

– За что наказание? Я ничего не сделала! – Меня вмиг отрезвило негодование, что прокатилось ледяной волной в груди.

– Лучше молчите. Иначе будет только хуже.

Хилберт швырнул меня обратно на постель с такой силой, что я на миг почувствовала толстые доски ложа под периной, когда грохнулась в её недра. Он повернулся и пошёл прочь, раздражённо дёргая тесьму на вороте рубашки, который, наверное, хотел ослабить. Дверь с оглушительным грохотом закрылась за ним – и я закрыла глаза, удерживая слёзы.

Похоже, Маттейс твёрдо решил меня наказать. Хоть, признаться, я и надеялась, что он передумает, когда схлынет с него первая волна гнева и придёт понимание, что я не виновата. Но ничего подобного так и не случилось. Мне дали времени только до конца дня – прийти в себя, – а потом в комнату заявилась ещё незнакомая служанка, которая представилась Абией, и передала веление Хилберта следовать за ней. До последнего ведь не верилось, что это случится. Но слушать меня пока никто не захотел. Я тоскливо глянула в окно – единственный путь немедленного побега. Так ведь расшибусь в лепёшку, когда буду падать.

– Я хочу поговорить с йонкером. Немедленно, – сказала как можно более твёрдо. Может даже, надеясь испугать девушку. – Это всё какой-то абсурд!

Я едва не добавила стандартное: мол, мы живём в двадцать первом веке, а это всё дикость – но, понятное дело, двадцать первым веком тут и не пахло.

– Мениэр ван Берг приказал… – начала было оправдываться служанка, видно, всё же испугавшись моего решительного тона. – Нельзя ослушаться. Ведь…

– Таковы правила. – В комнату, распахнув чуть приоткрытую дверь, вошёл Алдрик.

Внутри так всё и оборвалось. Раз и он тут – значит, и вовсе дело плохо. Своего подручного Хилберт, похоже, просто так не гонял.

– Какие ещё правила? – Я невольно говорила всё громче. – Где они прописаны?

Так и покажут они мне документ, конечно… Мениэр сдвинул брови.

– Деланая непонятливость ни от чего вас не убережёт. Страж имеет право назначать наказание той, кого выкупил. Он вообще на многое имеет право. Но подумайте, это для вас, возможно, будет и хорошо. Вас ждёт омовение соком шадрумы. Всего лишь. А в бреду наказанные порой начинают говорить правду. Если вы невиновны…